Жили-были царь да царица, и было у них три сына. Да вот их мать-царица никогда из дворца не выходила. Стали сыновья в школу ходить, и начали над ними школяры смеяться, что их мать, дескать, никогда из дворца не выходит. Возвращаются они домой и жалуются матери, что над ними в школе из-за нее смеются. Вот царица взяла однажды и вышла. И вдруг, откуда ни возьмись, черный ворон из черного царства. Подхватил ее и унес. Погоревали они некоторое время, а потом и говорят:
– Благословите нас, тятенька, пойдем мы нашу мать разыскивать.
Снарядил их царь, да и отпустил.
Вот идут они, идут, глядь – стоит хатка, а в той хатке бабка; они к той бабке:
– Не знаешь ли, бабка, как пройти к черному ворону из черного царства?
– Нет, – говорит, – не знаю, может, мои работники знают.
И как свистнет, как крикнет – бежит всякий зверь: волки и львы.
– Не знаете ли, – спрашивает, – дороги к черному ворону из черного царства?
– Нет, – отвечают, – не знаем.
Пошли они дальше, идут и идут, глядь – стоит другая хатка, а в той хатке бабка.
– А не знаешь ли ты, бабка, дороги к черному ворону из черного царства?
– Нет, – говорит, – не знаю, может, мои работники знают.
И сразу же как свистнет, как крикнет – бежит всякий гад: ящерицы и змеи.
– Не знаете вы, – спрашивает, – где дорога к черному ворону из черного царства?
– Не знаем, – говорят.
Пошли они дальше, глядь – стоит опять хатка, а в хатке – третья бабка.
– А не знаешь ли, бабка, где дорога к черному ворону из черного царства?
– Нет, – говорит, – не знаю, может, работники мои знают.
И как свистнет, как крикнет – летит всякая птица: орлы и воробьи, ястребы и вороны.
– Не знаете ли, – спрашивает, – где дорога к черному ворону из черного царства?
– Нет, – говорят, – не знаем, вот, может, птичка-обтрепыш знает.
А была у нее такая птичка с обтрепанными перьями, да к тому же неряха и с одним только крылом.
– Послать, – говорит, – за ней!
Мигом метнулись, притащили ее.
– Знаешь ты дорогу к черному ворону из черного царства?
– Знаю, – говорит.
– Так отведи этих людей, да смотри мне. Прямо доставь к красной девице-ясной звездочке, а не то и другое крыло отрежу.
Вот поблагодарили они и пошли, а птичка-обтрепыш впереди, то скоком, то летом вперед идет и привела; глядь – стоит огненный щит, так огнем и пышет.
– Теперь, – говорит птичка, – прощайте, ступайте себе смело вперед.
Старшие братья побоялись и остались, а Иван-царевич пошел и велел им: «Ждите, – говорит, – или меня, или мать, а уж кто-нибудь из нас да придет».
Вошел в тот щит, щит и расступился. Иван-царевич и прошел. Вот идет и идёт, глядь – стоит дворец, а у ворот шесть львов, языки повысунули, пить хотят. Он зачерпнул воды, сам напился и их напоил; вот поклонились они ему и дали дорогу. Вошел он в тот дворец, смотрит, а там спит такая красавица из красавиц, красная девица-ясная звездочка. Он с дороги устал, склонился на руку, ну и заснул. А она как проснулась – и к нему, схватила саблю, хотела его зарубить, а потом одумалась: «Он меня не рубил, за что ж я его буду?» Разбудила его, стала спрашивать, зачем он сюда пришел.
– Да вот черный ворон из черного царства украл нашу мать, так я и пришел ее выручать!
– Так это же, – говорит, – мой отец; ступай-ка ты к другой сестре, та дорогу тебе укажет.
Поблагодарил он и пошел.
Приходит, видит – стоит второй дворец, а у ворот двенадцать львов, рты пораскрыли, языки повысунули, пить хотят. Он зачерпнул воды, сам напился и их напоил. Они ему поклонились и дали дорогу. Вошел он в тот дворец, а там прекрасная девица-ясная звездочка, еще покрасивей. Полюбовался он на нее, склонился на руку и заснул. А она только проснулась – и за саблю, да к нему, а потом: «За что ж я его буду рубить? Ведь он, когда я спала, меня не рубил». Разбудила его, расспросила.
– Ты, – говорит, – нам теперь, стало быть, брат.
Вот погуляли они, а потом:
– Ступай, – говорит, – к третьей сестре.
Попрощались, пошел он. Приходит, видит, стоит опять дворец, а возле него уже двадцать четыре льва у ворот, рты пораскрыли, языки повысунули, пить хотят. Зачерпнул он воды, сам напился и их напоил. Они его и пропустили. Дошел он туда, глядь – а там красная девица-ясная звездочка, красавица, куда получше. Полюбовался он на нее, склонился на руку и заснул. Но и эта хотела его зарубить, да одумалась и разбудила, а как расспросила, то дала ему яблочко.
– Возьми, – говорит, – это яблочко, куда оно покатится, ступай прямо за ним, как раз и дойдешь.
Вот поблагодарил он и пошел. А яблочко и привело его как раз во двор к воронам. Вошел он туда, а там и мать.
– Здравствуй, мамаша.
– Здравствуй, сын.
Поговорили, расспросили друг друга обо всем, и дает она ему большое шило и булаву.
– Стань, – говорит, – вон за тем столбом, и как прилетит ворон, сядет он на столбе отдыхать, а тебя и не заметит.
Вот спрятался он за столбом, а тут и ворон летит. Сел на столбе, озирается, нету ли чего поесть, тут его и заметил.
– Ха, – говорит, – вот и закуска мне будет!
А он:
– Врешь, падаль собачья, подавишься! Я сам тобой пообедаю.
А черный ворон как кинется к нему… он отскочил, да к нему на спину, и всадил в него шило и булавой все бьет.
Как понес же его ворон, уж и под облаком, и выше облака, а он все булавой его бьет-поколачивает, и бил, пока тот упал и лопнул. Пошел он тогда к матери:
– Одевайтесь, – говорит, – мама, будем в свои края отправляться.
Вот мать оделась, запрягли они огненную коляску, забрали тех девиц-красавиц и поехали, а Иван-царевич и расхвастался им, что, вот, мол, он и сам без огненной коляски пройдет сквозь тот щит. Те на своей коляске проскочили, а он и остался.
Ходил он, ходил, бродил, бродил, а потом и подумал: «Вернусь на старые места, может, хоть что-нибудь поесть найду». Пришел, видит – ничего нету, одно лишь только яблочко, что младшая красная девица ему дала. Сел он и заплакал, глядь – откуда ни возьмись, выскакивает Иван Стриженый.
– Какого ты черта плачешь? – спрашивает.
Да нету у меня ничего, кроме вот этого яблочка.
– А что тебе надо? Давай-ка его сюда!
И покатил он сразу то яблочко, – и явились и пития и яства, а три музыканта так и режут… Пообедали они, а Иван Стриженый и говорит:
– Пойдем заберем коней и к тебе поедем.
Полезли в подвалы, разбили двенадцать дверей, порвали двенадцать цепей, вывели двух коней, как огонь. Как сели, да как поехали, так и не заметили, как огненный щит пролетели.
А те двое его братьев, когда мать уж приехала к ним, и с нею красавицы-девицы, видят, что нету Ивана-царевича, и подумали: «Пожалуй, уже он никогда не вернется», – и велели девицам, чтобы те сказали, будто они спасли их. Вот, вернувшись домой, и давай они свадьбу справлять, но как раз в это время приезжает Иван-царевич с Иваном Стриженым. Приехали они, наняли себе где-то у солдата квартирку и прислушиваются, что сказывают люди. А братья готовятся к свадьбам, но красные девицы за них не хотят идти. Говорят: «У нас и платьев таких, как следует, нету; а коль сделаете нам такие же платья, какие были у нас, когда с отцом мы жили, да не глядючи и не мерючи, точка в точку и строчка в строчку, то пойдем».
Созывают они всех портных мастеров, всех швей – никто не берется. А Иван Стриженый и говорит тому солдату:
– Иди, берись.
Тот отказывается.
– Ступай, – говорит, – да требуй золота мерку.
Солдат пошел и объявил, что согласен, мол, а Иван Стриженый скорей на коня и туда, в черное царство. Забрал там их платья и к рассвету домой воротился.
– На, – говорит утром солдату, – неси!
Как увидели красные девизы, одна другой «морг-морг», а ничего не говорят. Надели платья. «Вот, – говорят, – если б к этим платьям да еще черевички».
Кинулись братья к сапожным мастерам, опять же никто не берется, они – к солдату. Солдат отказывается, а Иван Стриженый:
– Берись, – говорит, – да требуй вперед два воза золота.
Пока солдат получил, что положено, а Иван Стриженый уж и в черное царство слетал и ихние черевички привез. Увидали их красные девицы, еще больше обрадовались. «Он, – говорят, – где-то здесь. Ну, а теперь, – говорят, – сделайте нам еще по такому ж платочку».
Братья уже ни к кому и не идут, а прямо к солдату.
– Сделай, такой-сякой!
Иван Стриженый к утру и платочки притащил. Тогда давай красные девицы того солдата допытывать, кто да кто, мол, ему все это сделал. Он и рассказал. Они тогда к царю…
– Вот кто, – говорят, – нас спас, а братья его – воры…
Призвали его, расспросили, так оно и есть. Привязал братьев тогда царь к хвостам коней необъезженных и разорвал, а Иван-царевич на младшей женился, и живут себе, поживают.
Там три фонаря горело, шло трое панов, три яблочка лежало, одно мне, другое – Лазарю, а третье тому, кто сказку сказал.