Когда-то давным-давно за семьюдесятью семью морями жили старик со старухой.
Был у них большой фруктовый сад. В саду росли золотые яблоки. И всего у старика со старухой было вволю. Жить бы да радоваться. Но не было детей, и о том они очень тужили.
Как-то раз осенней порой пошел старик к дальнему лесному озеру рыбки половить.
Стёжками-дорожками сквозь дремучий лес пробирался и вдруг увидал на дереве небольшую неведомую птицу. В то самое время, откуда ни возьмись, камнем упал на птицу ястреб, вцепился в нее острыми когтями и ну теребить.
Пожалел старик птицу, схватил камень, бросил в ястреба и убил его. Взмахнула птица крыльями, взлетела на вершину дерева и заговорила по-человечьи:
— Спасибо, добрый старик, от смерти ты меня спас. Проси чего хочешь, всё исполнится по твоему хотенью.
— Ничего мне не надо. Всего у нас со старухой волю. Вот только нет у нас ни сына, ни дочери.
— Не кручинься, — сказала птица. — Ступай отсюда на восток. Увидишь дуб-великан — вершиной в небо упирается. На самой макушке этого дуба есть гнездо. Возьми из гнезда два яйца, дома укрой их получше и держи в тепле двадцать один день.
Проговорила это птица, снялась с ветки и улетела. А старик пошел, куда она ему велела.
Издалека увидал высоченный дуб, подошёл ближе, глянул на вершину — шапка с головы упала. «Ну как я доберусь до гнезда? Глядеть и то страшно», — подумал старик.
В ту самую минуту слетела с вершины дуба голубка, села наземь, и выкатилось у неё из-под правого и из-под левого крыла по яичку.
— Прими, добрый человек, наш лесной подарок! — проворковала голубка и улетела.
Только успел старик уложить яйца за пазуху, как очутился в своей деревне.
— Чего так скоро воротился? — встретила его старуха.
Рассказал старик, что с ним в лесу приключилось, положил яйца в лукошко с шерстью, а лукошко поставил на печь.
На двадцать первый день лопнуло одно яичко, и показался человечек ростом с кочедык
[Кочедык — инструмент для плетения лаптей]
Старик со старухой обрадовались:
— Назовем нашего первенца Свертибашем!
В скором времени треснула скорлупа и у другого яичка, и выскочил человечек ростом всего с рукоятку кочедыка. Засуетилась, захлопотала старуха:
— А этого сынка как наречём?
— Гнездо-то, откуда голубка яйца принесла, на вершине дуба было свито, вот и назовем его Юманом
[Юман — дуб (чувашск.)]
Стали ребята подрастать. Свертибаш был непоседлив и большой обжора. Съедал всё, что ни попадалось под руку. Нередко и братнину долю съедал. Вырос он скоро и прослыл в деревне силачом.
Юман рос крепким и проворным, но ростом был не¬велик.
Когда сыновья выросли, родители сказали:
— Милые сынки, мы состарились, а вам пришла пора каждому своей семьёй обзаводиться, порадовать нас внучатами. Поезжайте, по белому свету постранствуйте. Найдёте по уму, по сердцу хороших невест, станем свадьбы играть, пиры пировать. В пути-дороге дружите, один другого не обижайте. Помните этот наш совет, и будет наше благословение с вами. Тогда каждый найдёт своё счастье.
С теми словами старик пошёл в конюшню и вывел двух, оседланных коней. Один конь сытый и резвый, другой — смир¬ный и тощий, точно косарь.
— Выбирайте, кому какой нравится, — сказал отец. Свертибаш тотчас вскочил на гладкого, резвого аргамака, а Юман сел на тощего коня, и покинули братья родительский дом.
Ехали они семьдесят семь дней. Тут Свертибаш остановился.
— Я сильно проголодался, — сказал он, — а родители дали нам в дорогу всего-навсего по три яблока.
— Так ведь яблоки эти не простые, а чудесные, — сказал Юман.
Свертибаш достал и съел все три яблока. А Юман к своим не притронулся.
После отдыха ехали ещё семьдесят семь дней. Кони из сил выбились, и сами молодцы притомились. Остановились на зелёном лугу. Пустили коней на траву-мураву, а сами крепко уснули.
Свертибаш проснулся первым, стащил потихоньку у спящего брата два яблока и съел. Хотел было и третье украсть, но как раз в ту минуту Юман проснулся, глядь, а яблок нет, и стал он брату пенять:
— Как не стыдно! Родители наказывали жить в мире и согласии, друг другу во всём помогать, а ты вздумал яблоки красть!
Съел Юман половину последнего яблока и почувствовал себя бодрым и сильным. Другую половину яблока скормил коню, и конь сразу стал резвым и гладким.
И снова сели братья на коней. Еще семьдесят семь дней продолжали путь и приехали в стольный город. В том городе у царя была дочь-красавица. Как узнал об этом Свертибаш, сказал брату:
— Ты поезжай куда знаешь, а я тут останусь и посватаю царевну.
— Ну, мне-то, как видно, в этом городе невесты не найти — отвечал Юман, — а родители ведь не велели нам с тобой разлучаться.
— Отец с матерью от старости из ума выжили, — засмеялся Свертибаш, — и если все их прихоти исполнять, так нам придётся век холостыми-неженатыми ходить. Коли нет здесь тебе невесты, поезжай один, ищи свою долю, а я никуда от¬сюда не поеду.
Сколько ни уговаривал Юман брата, всё без толку. Поту¬жил, погоревал он и уехал один из города.
Свертибаш расстался с братом и пошел к знаменитой гадалке:
— Хочу жениться на царской дочери, а во дворец попасть никак не могу: стража не пропускает. Посоветуй, как высватать царевну!
— А что мне дашь за совет?
— Денег у меня нет. Отдам тебе своего коня.
И тут же привел гадалке своего аргамака. Тогда гадалка сказала:
— Царевна ежедневно оборачивается лебедью и летает купаться в озере, которое находится в тенистом лесу. Там она снова обернется девушкой и купается. Если сумеешь унести ее лебединые крылья и одёжу, а потом скажешь, что всё это ты отбил у вора, — половина дела сделана. Кроме того, дам тебе приворотное зелье. Посыпь одёжу царевнывот этим порошком, и она навеки полюбит тебя.
На другое утро Свертибаш схоронился в кустах на берегу лесного озера и стал ждать. Около полудня прилетела белаялебедушка,опустилась напесок, сбросила крылья обернулась златокудрой девицей, скинула одёжу и стала купаться.
Свертибаш утащил лебединые крылья, посыпал приворот¬ным зельем платье царевны, а сам отошёл чуть подальше и ждёт, что будет.
Выкупалась царевна, вышла на берег и не нашла ни крыльев, ни платья и горько заплакала:
— Ох, тошнёшенько! Какой злодей меня обездолил? Как мне теперь в таком виде на люди показаться?
Свертибаш как только услышал, что царевна заплакала, тотчас закричал, заругался:
— Ах, разбойник! Отдай всё, что украл! Все равно не уйдешь, не убежишь от меня.
И через малое время кинул из-за кустов одёжу и лебеди¬ные крылья:
— Одевайся, прекрасная царевна! Насилу отбил у вора твоё платье да крылья.
Царевна несказанно обрадовалась, скорым-скоро оделась и проговорила:
— Не знаю, как и благодарить тебя, мой спаситель! Вый¬ди из кустов, покажись мне.
А Свертибашу того только и надо было. Вышел на берег, стал небылицу сказывать:
— Иду мимо озера и вижу, какой-то оборванец выско¬чил из кустов и тащит женскую одёжу и лебединые крылья. Закричал я на него, кинулся догонять, и еле удалось
Глянула на него прекрасная царевна, а приворотный по¬рошок уж подействовал. И кажется ей, что краше этого молодца никого на свете нет. Смотрит на Свертибаша, глаз отвести не может.
— Кто ты есть и откуда, добрый молодец? — спросила она под конец.
— Я королевич, — повёл обманную речь Свертибаш. — Докатилась молва до нашего королевства о твоей несказанной красоте, и приехал я по доброму делу, по сватовству. Пойдешь за меня замуж, прекрасная царевна?
— Я-то с радостью пойду за тебя, да вот не знаю, согласятся ли отец с матерью. Ну да ты не тужи, не печалься. Я ведь единственная дочь у них. Родители мне никогда ни в чём не отказывали, а уж коли заплачу — нипочем не откажут.
С теми словами подхватила она под руку Свертибаша и привела во дворец прямо к царю:
— Вот мой суженый! Благословите, батюшка, выйти за него замуж.
Царь сперва рассердился, ногами затопал, корону набок сдвинул:
— Век тому не бывать, чтобы мы породнились с каким-то неведомым проходимцем!
— Не проходимец он, а королевский сын, — сказала царевна и принялась так громко кричать и плакать, что царь уши заткнул.
На крик сбежались нянюшки, мамушки. Прибежала и сама царица.
— Что тут делается? — закричала она.
А как узнала, что дочь суженого привела и отец противится, сама заплакала, стала царю выговаривать:
— Где это видано, где это слыхано, чтобы родной отец своё дитя обижал? Дочь жениха по сердцу нашла, домой привела. Другой бы на твоём месте радовался, а ты, бесчувственный, нашу дочушку до слёз довёл и сидишь как пень!
— Да замолчите вы! — Царь рукой махнул. — Делайте, как знаете!
Царица с царевной слёзы осушили, принялись хлопотать. Жениха напоили, накормили. Потом царь сказал:
— Велите запрячь пару коней в хороший тарантас. Пусть жених повезёт невесту к богоданным родителям, к своему отцу с матерью. Там и уговорятся, когда станем свадьбу играть, пир пировать.
Привез Свертибаш царевну домой:
— Нашел я себе невесту. Люба ли она вам, родители, а мне лучше её на всём белом свете несыскать.
— Это-то хорошо, сынок, что ты невесту себе высватал. А где же брат твой Юман? — спросил старик.
— Не хотелось мне с братом расставаться. Уговаривал его не разлучаться, но не послушался он меня. Очень Юман своевольный. Не сказавшись, скрылся, уехал потихоньку неизвестно куда.
Посуровел старик, но промолчал.
— Спрашивают родители невесты, когда свадьбу станем играть, — проговорил Свертибаш.
— Когда Юман вернётся, тогда и станем о свадьбе говорить, — ответил старик.
А Юман той, порой ехал все дальше и дальше и в пути-дороге совсем отощал. Заехал он в глухой, тёмный лес. Остановил коня возле огромного, развесистого дуба. И тут, откуда ни возьмись, появился перед ним седой старик.
— Кто ты есть, добрый молодец? Куда путь держишь? — ласково спросил он.
Рассказал Юман, кто он и куда едет.
— Вот ты кто! — сказал обрадованно старик. — Ведь ты, значит, внучек мой!
И тут же повёл седой старик Юманавизбу, накормил, напоил.
— Ложись отдыхай, а завтра обо всём поговорим.
— А конь мой как же? — спросил Юман. — Не кормлен, не поен он.
— О коне не беспокойся. Накормлю и напою и от непогоды укрою.
На другое утро пробудился парень, а дед уж не спит:
— Давай завтракать, потом покажу тебе своё хозяйство.
После завтрака повёл гостя по разным покоям. По один¬надцати провёл, а в них всякого добра полным-полно. Открыл двери в двенадцатый покой. Зашёл туда Юман, да так и обомлел. Стены уставлены двенадцатью зеркалами. В одном видны все моря и океаны, в другом все реки земные, в третьем зеркале видится небесная высота, в четвертом— подводная глубин, в пятом— все рыбы речные, озерные и морские, в шестом— все гады ползучие, в седьмом — звери рыскучие, в восьмом — птицы, какие есть на земле, в девятом — люди разных стран и наречий. Одним словом, в эти зеркала было видно всё, что есть на земле, под землёй, на воде и под водой, в небесной вышине и в человеческой душе.
А когда взглянул Юман в двенадцатое зеркало, то так ахнул. Смотрела на него девица — ненаглядная красота и будто что-то говорила Юману.
Долго он стоял перед двенадцатым зеркалом. Потом очнувшись, спросил деда:
— Кто эта прекрасная девица? —Это Уга, — ответил старик.
— Краше её не было и нет на всём белом свете, — сказал?! Юман. — Высватай за меня этудевушку!
— Если смотрела Уга на тебя в зеркале приветливо, это
добрый признак. Но знай, что высватать её очень трудно.
— Чего бы ни стоило, не отступлюсь. Лучше живу не
быть, чем без милой жить, — ответил Юман.
— Будь по-твоему, слушай, что тебе скажу. Дам я тебе ружьё, и научись перво-наперво стрелять без промаха. Когда пойдешь свататься, это пригодится.
Поблагодарил Юман старика за ружьё, воротился домой и стал каждый день ходить на охоту. Через год научился так; метко стрелять, что бил по любой цели без промаха и столько приносил дичи, что хватало и старикам родителям, и Свертибашу с невестой.
Отцу с матерью Юман сказал:
— Невесту я себе нашёл. Скоро пойду свататься.
А Свертибаш над братом посмеивался:
Ездил, ездил без толку, да и опять приедешь ни с чем.
Вернулся как-то раз Юман из лесу усталый, лёг спать и увидел во сне Угу.
«Стал ты теперь лучшим стрелком, — говорила она. — И если не побоишься трудов и опасностей, приходи ко мне, и буду я тебе верной и любящей женой. Но помни, придётся тебе износить три пары железных сапог, истратить три железных посоха да три железных колобка.
Сказала так Уга и исчезла. Тут и проснулся Юман. Проснулся и пошел в кузницу. Сковал ему кузнец три пары железных сапог, три железных посоха и три железных колобка.
Вскинул Юман ружьё на плечо и отправился в дальнюю дорогу. Шел долго ли, коротко ли, близко ли, далёко ли, са¬поги железные не изнашиваются, посохи не истираются, и колобки железные целым-целёхоньки.
В ту пору зашёл добрый молодец в дремучий лес, и повстречался ему в том лесу человек:
— Нет ли у тебя дорожных припасов, паренёк? — спросил он Юмана. — Голод меня измучил, и жажда истомила.
У Юмана оставался всего один сухарь да несколько капель воды. «Всё равно ненадолго мне этих припасов хватит», — подумал он и подал прохожему сухарь и воду.
— Вот всё, что у меня осталось.
Взял прохожий сухарь и воду, поблагодарил Юмана:
— Вижу — к беде людской да к горю ты отзывчивый, и хо¬чется мне чем-нибудь помочь тебе. Возьми вот эту сумку. Ко¬гда трудно придётся, открой её, и, может статься, выручит она тебя.
Сказал так прохожий человек и скрылся в лесу. А Юман дальше пошёл.
Навстречу выскочила лиса. Прицелился Юман, спустил курок, и перевернулась лисица, упала. Смотрит Юман: что та¬кое? Одна пара железных сапог прохудилась, один посох железный по рукоять избился, и один колобок железный на мелкие крошки рассыпался.
Прошел ещё несколько вёрст, вдруг выскочил из кустов матёрый волк, зубы оскалил. Юман выстрелил, и закувыркася, забился волк на земле. Тотчас же другая пара сапог раз валилась, второй посох и колобок рассыпались.
Прошел Юман мимо волка, не оглянулся. И тут вдруг из-за дерева высунулся огромный медведь, заревел и бросился на Юмана. Прицелился молодец, выстрелил прямо в пасть медведю и убил его наповал. В ту же минуту последняя пара железных сапог прахом пошла, последний железный посох и железный колобок в пыль рассыпались.
И тут почувствовал Юман смертельную усталь, лёг и уснул крепким сном. Сутки спал беспробудно и проснулся от голода и жажды. Пошарил, поискал, ни крошки еды, ни капли питья не нашёл и вспомнил: «Эх, да ведь и сухарь и последние капли воды отдал я прохожему человеку». Заметил около себя сумочку, которую дал ему странник. «Помнится, говорил он, будто что-то про эту сумочку», — подумал так и открыл её. В сумочке ничего, кроме платка, не было. Вынул платок и ле¬гонько встряхнул его. И в то же мгновение расстелилась перед ним скатерть-самобранка. А на скатерти всяких кушаний и напитков полным-полно. Пей, ешь, чего только пожелаешь.
Напился, наелся Юман вволю, встряхнул платок ещё раз — ни скатерти, ни пищи, ни питья не стало. «Вот это подарок!» — подумал он и стал платок убирать в сумочку, да нечаянно уронил его наземь, и вдруг, откуда ни возьмись, повалило войско: солдаты с ружьями, с саблями идут, в барабаны бьют, музыка играет, и знамя по ветру полощется. А командир спрашивает:
— С кем, хозяин, воевать приказываешь?
— Воевать сейчас ни с кем не надо, — сказал Юман. Поднял он с земли платок, и пропало всё войско, будто его и не бывало. «Это мне может пригодиться», — подумал Юман и убрал платок в сумочку.
Стал путь продолжать. Лес скоро кончился, пошли гус¬тые кустарники, а вдали виднеется поле. Пробирался он через кустарник, пробирался, и вдруг... земля под ним рассту¬пилась, и провалился молодец в глубокую пропасть. Летел-летел вниз и наконец упал на дно пропасти. Посмотрел вверх — небо ему величиной с копейку показалось.
Тут заметил он проход в земляной стене: «Дай пойду по этому проходу». Скоро проход стал расширяться, и оказался Юман в незнакомом мире. Вдали горы теснились, росли по склонам гор невиданные деревья, а в низине расстилались луга с диковинными цветами и неведомыми травами в рост человека. По луговине река текла.
По другую сторону реки увидал дом. Перебрался через реку, подошёл к дому. Дверь была не заперта. В первой же чисто прибранной горнице сидела девушка-красавица. Пригляделся Юман и узнал в этой красавице свою Угу. В то мгновение и девушка заметила молодца, узнала его и кинулась навстречу:
— Наконец-то дождалась я тебя, мой суженый! Не знаю только, на радость или на неизбывное горе встретились мы. Много лет томлюсь я в плену у двенадцатиглавого Змея. Он похитил меня из родительского дома, держит в заточении и требует, чтобы я вышла замуж за его племянника, злого волшебника. Ты спрячься: скоро чудовище воротится домой и тогда не быть тебе живому.
— Не тревожь себя, — проговорил Юман, — ведь за тем сюда и шёл, чтобы тебя выручить.
— Ох, чую — Змей возвращается, — забеспокоилась Уга, — стань хоть вот за печку!
Не успел Юман заскочить за печь, как зашумело всё кругом и с грохотом, со страшным свистом влетел Змей. Дом так весь ходуном и заходил.
— Фу-фу-фу! — закричал змей. — Что это тут земным человеком пахнет?
— Да, видишь, зашел какой-то прохожий, — промолвила Уга. — Крепко, видать, притомился и лег отдохнуть.
— Вот я его сейчас и съем!
— Не трогай гостя! Ведь это мой родной брат. Юман вышел из-за печки:
— Съесть ты меня успеешь, а сейчас я накормлю тебя моими дорожными припасами. Таких кушаний да напитков ты век не пробовал.
С теми словами достал из сумочки платок, встряхнул; и появилось такое множество разнообразных кушаний и напитков, что змей от удивления пасть разинул. Сколь ни прожорлив был змей, сколько ни пил, ни ел, на скатерти-хлебосолке убыли не было. Наконец отвалился Змей от стола, говорит:
— Отдай мне эту диковину!
— Если меня не тронешь, отдам, — посулил Юман.
— Не трону, не трону! — закричал Змей так, что стёкла из окон вылетели.
Выспавшись после обеда, змей созвал в гости всю свою родню. Собрались разные чудища: многоголовые змеи, гады и страшилища со всех краёв. Набился полон дом гостей.
— Давай свою диковину, поскорее припасай угощение! торопит — Змей.
Выхватил Юман платок и кинул наземь. Тотчас появилось несметное войско.
Спрашивает главный командир:
— Кого, хозяин, бить-воевать надобно?
— Бей, руби на мелкие куски всю эту нечисть! — приказал Юман.
Принялись солдаты стрелять и рубить саблями, и через недолгое время ото всех змей и гадов осталось одно крошево.
Сунул Юман платок в сумочку, и всё войско исчезло.
— Ну, теперь можно нам, Уга, отсюда уходить.
— Нет, — сказала Уга, — так их здесь оставлять нельзя. Они оживут, и нам беды не миновать. Чтобы навсегда избавиться, надо их сжечь.
Наносили они дров, подожгли дом, а сами выбежали на улицу.
Достала Уга из кладовой ковёр-самолёт, расстелила на дворе и говорит:
— Садись ко мне, и через несколько часов мы попадём в твою деревню.
Сел Юман с ней рядом, взвился ковёр-самолёт, вынес их на белый свет и в скором времени опустился прямо в то мое селение, откуда был родом Юман.
Старики родители встретили их хлебом-солью.
— Вот теперь можно и свадьбы играть, — молвил старик. — Готовьте всё к свадебному пиру, а я стану гостей созывать.
У Свертибаша и у его невесты всего было вволю. Напекла, наварила царевна великое множество разных кушаний и села вышивать свадебные подарки старикам родителям и ближней родне.
А у Юмана с Угой нет ничего. Опустил молодец голову, запечалился.
— Не вешай головы, — утешает Уга, — на поклон ни к кому не пойдём, всё сами справим, как надо.
И вот уже стали гости съезжаться. Приехали и царь с царицей — родители Свертибашевой невесты. Наступил канун свадебного пира.
— Ложись, Юман, спать, а мне надо приготовить всё, что требуется.
В полночь Уга вышла на крыльцо, перебросила с руки на руку волшебный перстень и проговорила:
— Собирайтесь, слетайтесь, мои верные помощники! Напеките, наварите всяких кушаний, чтобы было чем гостей угощать! Мёду, пива наставьте, вина накурите да подарки припасите для отца с матерью и для всех гостей!
Тотчас кухня и кладовая наполнились кушаньями, напитками и множеством разных ценных подарков.
На другой день начался свадебный пир.
Сперва Свертибаш со своей невестой столы накрыли и принялись угощать гостей. Угощения хватило только для самой близкой родни.
— Счётом маловато и на вкус небогато, а червячка заморить можно, от нужды сойдёт и это угощение, — молвил старик отец, когда отведал угощений Свертибашевой невесты.
Затем пригласили гостей за столы, накрытые Угой. И оказалось, так много всего наготовлено, что хватило не только на ближнюю родню. Угощали даже тех, кто пришёл только посмотреть на свадьбу.
— Отродясь так вкусно не пил, не ел! — похвалил отец Угу. - Накормила, напоила всю округу, и так много осталось, что можно ещё хоть два свадебных пира справить. Потом невесты стали родителям подарки подносить. Свертибаш с царевной подарили родителям шелковые наряды. Весь народ ахнул от удивления.
— Не стыдно нам со старухой в такой справе будет на сенокос идти. Видно, что невеста рукодельница, - похвалил подарки отец.
А когда Уга поднесла отцу с матерью подарки, все остолбенели.
— Эдакого дива век не видано! — шумел народ.
Отец с матерью и все гости не могли оторваться и глядели на наряды, словно из солнечных лучей сотканные.
— Такие наряды только по самым большим праздникам носить, — вымолвил старик. — Такой рукодельницы в наших краях не видано, не слыхано!
А Свертибаш со своей невестой чуть не лопаются от зависти.
В ту пору стала царица убиваться, плакать:
— Королевским сыном сказывался, обманул! Для того ли мы нашу единственную дочь растили, берегли да холили, чтобы за мужика-лапотника замуж выдать? Не хочу своё родное дитя в мужицкой семье оставлять!
Хмельной царь ещё пуще куражится:
— Я спервоначалу говорил, что он не королевский сын, а проходимец. Вот и вышло по-моему! Эй, стража! Хватайте обманщика, куйте в железо, отвезите в город и сдайте в солдаты! Там ему прибавят ума.
Подхватили стражники Свертибаша, сковали ему руки-ноги и увезли в город. Сдали в солдаты.
Сколько ни плакала, ни голосила царевна царь с царицей не вняли ее слезам. Посадили они дочь в карету и увезли в стольный город
— Старик, на всё это глядя, сказал:
— А и всяк молодец на сем свете женится, да не всякому женитьба удается. Не удалась женитьба Свертибашу, который неправдой жить норовил. Не горюй, не плачь, старуха! Не в могилу Свертибаша проводили. Пусть солдатского житья-бытья отведает. Чужедальняя сторона авось прибавит ума. Остались у нас сын Юман и мудрая невестка Уга. Есть кому нашу старость покоить.
Юман с Угой после свадьбы принялись вести хозяйство, и так у них пошло всё споро да ладно, что не только старики родители, а все люди глядели на них да радовались.
Сказка с загадкой, а лжи ни слова.
Иллюстрациирии к сказке Юман-батыр