Severity: Warning
Message: Trying to access array offset on value of type bool
Filename: friendly_urls/index.php
Line Number: 2449
Попу Кириле никак не везло на работников. Сколько ни нанимал он их, ни один не жил больше месяца. Кто в том виноват? Поп жалуется, что работники-де виноваты. А работники – что поп: работать заставляет, а кормить не желает.
Так ли оно, или не так, но вот поехал однажды поп Кирила опять нового работника искать. Отъехал немного от дому, глядь – идет хлопец навстречу. С палкой в руке, с торбой за плечами.
Придержал поп лошадь.
– Куда идешь, паренек?
– Да куда глаза глядят.
– Чего так?
– Да может кто на работу наймет. Пригляделся поп к прохожему. “Чем не работник? – думает. – Росток, правда, не вышел, да зато дюж и плечист”.
– Так нанимайся ко мне, – говорит поп.
– Чего ж не наняться, наймусь.
– А какую плату хочешь?
– Да никакой, – отвечает хлопец. – Коль отслужу у тебя год, дам разок по спине кулаком тебе и разок матушке. А коли нет – вы дадите мне по разу кулаком по спине да со двора прогоните. Вот и вся плата.
Ну, попу такой работник больно понравился. “Что ж, – подумал он про себя, – дадим мы ему с матушкой пару кулаков и спустя месяц-другой прогоним. А пока лучшего работника нету, – пусть этот побудет”.
– Ладно, – говорит поп. – Я согласен. А как тебя звать?
– Гаврила.
– Ну так садись, Гаврила, на воз.
Сел хлопец на воз, и поехал поп назад довольный. Проехали с полдороги – лошадь заморилась. Аж мокрая вся, в мыле. Бока так ходуном и ходят, отдышаться не может.
– Что это с лошадью? -удивляется поп. – Едем налегке, а она больше замылилась, чем с поклажей.
– Видно, батюшка, ты ей овса жалеешь, – посмеивается хлопец.
Поп подумал: может, и правду Гаврила говорит. А того и не знал он, что новый его работник такой тяжелый.
Добрались кое-как домой. Поп дает работнику‘ топор в руки:
– Ступай, – говорит, – Гаврила, дрова рубить.
– Да на что мне топор, – отказывается работник, – я и без него обойдусь.
Поп думает: “И глупый какой-то парень попался на этот раз! Как это можно дрова без топора рубить? ”
А Гаврила подошел к поленнице, взял самое большое полено, размахнулся и гак оземь! Полено так на мелкие куски и разлетелось. Стукнул другим – и то раскололось в щепки.
Смотрит поп из окна, радуется: подходящего работничка нанял! Наутро посылает поп Гаврилу в поле. Запряг Гаврила лошадь в соху и начал пахать. Лошадь так бегом и бежит и вовсе не устает, ведь пахарь-то сам соху подталкивает.
Принес поп обед в полдень.
– Хватит тебе пахать, – говорит работнику, – обедать ступай!
Выпряг Гаврила лошадь и хлоп ее ладонью по крупу. Тут лошадь и рухнула со всех четырех копыт наземь.
Поп глаза вытаращил:
– Чего это лошадь упала?
– Да это она поваляться захотела, – отвечает работник.
Пообедал Гаврила и говорит попу:
– Пускай лошадь передохнет маленько, мы сами пахать будем.
Взялся поп за соху, Гаврила за дышло, и пошли пахать. Поп поднял полы, еле за работником поспевает: такую он ему запарку задал!
Пахали, пахали, пока и солнце зашло.
Приехали домой и спать улеглись. Вот поп и хвалится попадье:
– Ну и работник же у нас! Такого поискать – не найдешь. Ест что попало, а сила как у вола. Нынче как стукнул лошадь кулаком по крупу, так мой буланый и копыта задрал.
Выслушала матушка и говорит:
– Глупый ты, Кирила. И нашел чему радоваться! Если работник кулаком лошадь свалил, так что же с нами-то будет...
– И правда, – схватился поп за спину. – А я-то про уговор и забыл. Что же нам делать, матушка?
– Вот что мы сделаем, – советует попадья. – В наш овес медведи ходить повадились. Так ты разбуди его да скажи: “Ступай, Гаврила, коров из овса выгони. А если какую поймаешь, то домой гони”. Ну, медведь его там и задерет...
Поп так и сделал. Разбудил работника и послал его в поле коров из овса выгонять.
Взял Гаврила кнут и веревку и пошел. Видит – в овсе медведи пасутся. Тут как закричит он на все поле:
– Э-гей, гей!..
Испугались медведи и – кто куда. Один с перепугу прет прямиком на Гаврилу. А Гаврила хвать его за уши, связал веревкой, перетянул раз-другой кнутом и потащил на попов двор. Медведь упирается, лапами землю роет, целый ров прорыл.
Притащил его кое-как Гаврила на двор.
– Батюшка, а где корову поставить? – кричит. Поп спросонья не разобрал и отвечает:
– Да в коровник загони! Сказал и опять на весь дом захрапел. А Гаврила потащил медведя в коровник. Тут медведь пуще прежнего разошелся. Весь двор изрыл, все столбы повалил. Еле загнал его Гаврила в коровник.
Пошла утром матушка коров доить, глядь – одни только объедки от них валяются, а в углу медведь храпит. Попадья с перепугу еле жива домой прибежала.
– Пошли ты своего работника ночью на мельницу! – кричит попу. – Пусть его там черти задушат...
Позвал поп под вечер работника и говорит:
– Завтра надо опару ставить, а муки у нас в доме ни жмени. Поезжай-ка, Гаврила, на мельницу.
Делать нечего. Правду говорят: нанялся, что продался. Запряг Гаврила лошадь, положил на воз мешки с зерном и поехал на мельницу.
А на мельнице той черти водились, и никто из людей ночью там не молол.
Вот приехал Гаврила в самую полночь, подошел к двери:
– Отворяй, мельник!
Черти молчат, думают, кого бы это послать дверь открыть.
Тут Гаврила трах ногой в дверь, враз ее высадил, Увидели это черти и врассыпную – кто в кусты, кто в болото...
– Эй, мельники! Куда это вы? – кричит Гаврила.
Схватил одного за загривок:
– Стой! Мели!
Черт и так и этак – никак вырваться не может. Крепко держит его Гаврила.
Начал он молоть вместо мельника.
Навалил Гаврила полон воз мешков, а всё мука из лотка сыплется.
– Ну, хватит, – говорит Гаврила мельнику, – а то лошадь не довезет.
Взвалил он мешки с мукой на телегу, и правда, не сдвинет лошадь такого воза. Что тут делать? Схватил Гаврила черта за рога, поставил его в припряжку и – айда! Дома пустил черта в хлев, а сам спать улегся.
Наутро видит поп – в хлеву черт скачет. Испугался поп, замахал крестом и бегом к попадье.
– Что делать, матушка? Нашего-то Гаврилу и черти не забрали...
Матушка развела руками.
– Что ж, – говорит, – одно остается сделать. Напиши ему бумагу да пошли к царю, чтоб пенсию тебе за три года выхлопотал... А пока он будет в дороге, мы уложим свое добро да выедем в другое место. Вернется Гаврила назад, а нас и нету...
Поп так и сделал. Кликнул Гаврилу и говорит:
– На тебе вот эту бумагу. Бери лошадь и повозку да поезжай к царю, выхлопочи мне пенсию за три года.
Взял Гаврила старую телегу, на которой сено возили, запряг медведя, черта в пристяжку и покатил к царю. Едет, только гром гремит, только пыль курит.
Приезжает он в столицу и катит прямо на царский двор. Часовые испугались, доложили царю:
“Так, мол, и так, ваше величество, какой-то незнакомый хлопец из неведомого царства на медведе и черте к тебе приехал”.
Царь испугался, за трон забился.
– А спросите, – говорит, – что он от меня хочет?
Вернулись часовые, спросили. Гаврила достал из-за пазухи бумагу и подает часовым. Те опять к царю – с бумагою.
А никакой пенсии царь попам не платил. Пенсию попы от архиерея получали. Но чтоб не иметь дела с чертом, отсчитал царь тыщу рублей и говорит часовым:
– Отдайте их попову посланцу, да только пусть поскорее назад едет.
Получил Гаврила тыщу рублей, повернул телегу и назад. Приезжает домой. Видит – на дворе два воза стоят, а на них все поповы пожитки. “Эге! – думает Гаврила. – Видно, хозяева куда-то перебираются. Кому ж я тогда служить буду?”
Спрятал он в хлеву медведя и черта, а сам распорол на одном возу мешок, высыпал сухари, залез в него и лежит.
Тем временем вернулись из комнат хозяева. Поп сел на один воз, попадья на другой – и поехали.
А надо сказать, что была попадья пудов на десять весом. Как уселась она на мешке, где лежал Гаврила, так работник и закряхтел. Прислушалась попадья – что-то под нею трещит...
– Батюшка!.. – кричит она попу. – На моем возу ось трещит. Боюсь, как бы не сломалась.
Подошел поп к возу, посмотрел – ось цела и колеса целы.
– Это ты, матушка, на сухари села, вот они и трещат.
– Да нет, Кирила, сухари твердые, а я на мягком мешке сижу!
– Сухари, тебе говорю, сухари! – заспорил поп. – Я же их сам на этот воз клал.
Поднялась матушка, глядь в мешок, а там – их работник Гаврила!.. У попа с попадьей так глаза на лоб и полезли.
– Так это ты здесь, Гаврила? – говорит поп.
– А где же мне быть? – смеется Гаврила. – Где хозяин, там и работник должен быть.
Что тут делать попу? Сел он с матушкой на передний воз и – поехали.
А работник едет следом за ними на другом возу.
Поп едет да все спину почесывает:
– Что нам делать, матушка? Как от Гаврилы избавиться?
– Ничего, – говорит попадья, – избавимся! Ты только меня слушайся.
Наступил вечер. А тут как раз хорошие места пошли – озеро с крутым берегом да кусты.
– Давай, – говорит матушка попу, – тут заночуем. Мы ляжем с тобой рядом, а Гаврилу положим в стороне, к воде поближе. И только он уснет, возьмем да и бросим его в озеро.
– Хорошо, – обрадовался поп, – так мы и сделаем!
А работник все это слышал: поп был глуховат и матушка ему на ухо громко говорила.
Остановились путники на берегу озера. Поужинали и легли спать. Поп с попадьей за дорогу устали и сразу уснули как убитые. А работник пошел в кусты, разложил костер, сидит себе да греется.
Проснулась в ночи попадья и, не разобрав спросонья, бросила батюшку в озеро. Поп плюхнулся, как мешок, и пошел ко дну...
Наутро Гаврила приготовил поесть и будит матушку :
– Пора, матушка, завтракать. Протерла попадья глаза, видит – перед ней работник Гаврила здоров и живёхонек!..
– Ты что... с того свету вернулся? – дивуется попадья.
– Так и есть, матушка, вернулся, – говорит работник.
– Ну, как там?
– Очень хорошо,
– А где ж батюшка? – оглянулась попадья.
– Да он там, где и я был, – говорит работник.
– На том свете?
– Ага. Ему там уж так понравилось, что сказывал – другую попадью себе найдет и сюда больше не вернется.
– Как так другую?! – вскрикнула попадья. – А я-то с кем буду! Нет, старый черт, я тебе все патлы повырву за этакие речи! Ишь ты, другую попадью захотел...
И как стояла, так и бухнулась попадья в озеро попа Кирилу на том свете искать.
А Гаврила запряг лошадей да и поехал своей дорогой.
Обсудить]]>В одном селе жил поп, жадный-прежадный. И вот бедный мужичок решил проучить попа. Наловил мужик в реке рыбы, пробрался до света в поповский огород и сел у колодца с удочкой. Вышел поп утром в огород и видит мужика и при нем ведро с рыбой. Поп рассердился и закричал:
– Ты что тут делаешь?
Мужик отвечает:
– Разве не видишь – рыбу ужу!
Обругал поп мужика и прогнал его. Захотел поп сам ловить рыбу в колодце. Подготовил удочки. Всю ночь не спал, все боялся, как бы кто из бедняков рыбу не выловил из его колодца. Опустил удочки в колодец и все ждал, когда рыба клюнет. Сидит поп у колодца час, другой. Началась заря, а рыбки нет и нет. А хитрый мужичок собрал людей со всей деревни и говорит им:
– Наш поп с ума сошел: в колодце рыбу удит.
Собралось у попова колодца людей видимо-невидимо. Стали люди над попом смеяться, перестали после этого попу верить и в церковь ходить. А потом и совсем прогнали его из села.
С той поры ни один поп не соглашался идти служить в этот приход: боялся, что мужики и его ославят.
Обсудить]]>Пошли два вора к пану лошадей красть. А у пана были такие злые собаки, что никак к конюшне не подступить. Вот обмотались они соломой, обвязались – и катятся по двору. Докатились до корыта, налили водки, замешали отрубей, собаки поели, напились и уснули. Забрали они тогда лошадей, а один вор и говорит:
– Пойду-ка я у пана еще деньги украду.
А пан тот любил сказки слушать: вот просыпается он ночью, – слуга и должен ему что-нибудь набрехать. В эту ночь только пан уснул, а слуга куда-то отлучился. Выставил тогда вор окно, влез в горницу, а денег-то найти никак не может. А тут как раз пан просыпается, думает, что это его слуга, и говорит:
– Сказывай сказку.
Тот и завел:
– Жил себе пан, и был у него слуга, вот хотя бы и я. Да не знал тот слуга, где у пана деньги лежат, ну вот так, как и у вас…
– А ты разве не знаешь?
– Да не знаю, пан.
– А вон там, где золотая сабля стоит. – Сказал это и опять заснул.
А вор – хвать деньги и золотую саблю и – был таков.
Вот деньгами-то они поделились, а из-за сабли спор у них вышел.
– Погоди, – говорит тот, который саблю украл. – Я пойду к пану, спрошу, кому она достаться должна.
Забрался опять в горницу, а тут как раз и пан просыпается:
– Сказывай сказку!
– Так вот, – начинает тот плести, – украли раз воры у пана деньги и золотую саблю. Деньги-то они поделили, а из-за сабли поспорили; так вот, кому она, по-вашему, достаться должна?
– Да уж тому, – говорит, – кто украл. – Сказал и уснул.
Воротился вор к товарищам:
– Сказал, – говорит, – пан, что тому-де сабля, кто ее украл.
Поделились они и ушли.
А пан утром, как увидел, что он из-за этих-то сказок наделал, и пожаловался попу.
Поднял поп его на смех. Рассердился пан и объявил:
– Кто попа так обмануть сумеет, что можно будет над ним посмеяться, я бы тому, – говорит, – большие деньги заплатил.
Вот те двое и объявились. Дал им пан денег. Нарядились они чернецами, накупили два больших мешка раков и восковых свечек и пришли ночью к попу на подворье.
Вот каждую свечку прилепят к раку, да и пустят к попу на подворье. Выпустили они всех раков, а потом и кричат под окошком:
– Подымайтесь, батюшка, вас бог к себе требует!
Видит поп, что у него на подворье делается – всюду свечки горят, быстренько оделся и вышел во двор. А воры ему:
– Ведь вам, – говорят, – неудобно вверх лезть, так полезайте в мешок, а мы вас повесим на палке, положим на плечи, сами подымемся и вас понесем.
Поп сдуру в мешок. Они завязали его там, понесли и возле церкви на дверях и повесили, да еще и надпись сделали: «Кто будет мимо проходить и не ударит по этому мешку, тот истинный черт».
Вот кто ни идет, прочитает и тотчас попа – ба-бац! А тут и пан идет, прочитал и тоже за палку… Все, кто ни проходил, били попа, а потом как развязали…
И с той поры поп над паном уже не смеялся.
Прихворнул ловец и не пошел в море, а когда поправился, то нанялся к попу в работники. Поп его с самого раннего утра и до позднего вечера заставляет работать, а кормит всего только одни раз в день – хлеб да вода, и того не досыта.
Совсем отощал ловец, живот подтянуло к спине. Он и говорит попу:
– Ты хотя бы чуть получше меня кормил.
А поп ему в ответ:
– Молчи, грешник, и хлеба-то поменьше ешь, скорее в рай попадешь.
Видит ловец, что с попом не сговоришься, и решил он шутку над ним подшутить. Как-то ночью забрался в погреб, поел все запасы, оставил лишь один горшочек сметаны. И его отнес в церковь. А там всем святым и угодникам христовым сметаной вымазал губы и усы, апостолу же Петру – так и всю бороду.
Наутро хватился поп, а у него в погребе-то пусто – и ну ругать ловца:
– Никто другой, как ты, все у меня пожрал!
А ловец клянется-божится:
– Не я это, батюшка!
– Тогда кто же? Ведь ты рядом с погребом в сарае спал.
– Я, батюшка, все видел…
– Так говори, кто?
– Да из церкви святые пришли и все ваши припасы поели. Я им честью говорю: «Божие угодники, что вы делаете?». А апостол Петр на меня как замахнется огненным мечом: «Молчи!». Ну я и молчу, что я могу против него сделать.
– Врешь ты! – не верит поп. А ловец ему:
– Да пойдите в церковь и гляньте!
Побежал поп в церковь. Вошел и глазам не верит: у всех святых сметаной вымазаны губы и усы, а у апостола Петра – и борода.
Поп только головой покрутил. Ничего поделать не может, раз у него все припасы святые поели. Не за что ему ругать своего работника.
А ловец совсем постником стал. Кроме сухой корки хлеба да кружки воды, ничего с попа не требует. Радуется поп да только вот у него одна беда – уж очень святые прожорливы, в кладовой и погребе все запасы начисто поедают, и не постное, а больше скоромное.
Доработал ловец у попа свой срок, получил плату и опять взялся за свое рыбацкое дело.
Обсудить]]>Жил себе где-то поп, и было у него трое сыновей: двое умных, а третий – дурак, звали его Ясат. А был он на самом-то деле – лыцарь, а это так, прикидывался.
Вот парубок тут и вспомнил тогда про дивчину, про ту самую, что голубков слепила, и бросил ту, а на этой женился. И живут они теперь хорошо.
Вот кликнул царь по всей стране клич:
– Кто мне достанет такого коня, чтоб была на нем одна шерстинка золотая, а другая серебряная, за того дочь выдам и полцарства тому отдам.
Вот Ясат и говорит попу:
– Я, таточко, смогу такого коня добыть.
Написали царю, а царь пишет ответ, к себе зовет, а Ясат отвечает:
– Раз ему надобно, так пускай сам ко мне приезжает.
Приехал царь и говорит:
– Это ты похвалялся добыть мне такого и такого-то коня?
– Я, – говорит. – Пригоните мне коней, я и себе и братьям выберу.
Вот и пригнали целый табун. Выбрал Ясат самого крепкого коня, взял его под грудь, поднял и – как пустил, так конь по колена и ушел в землю.
– Ну, – говорит, – этот моему старшему брату будет, а теперь давайте еще выбирать.
Пригнали еще табун коней, куда получше. Выбрал он самого сильного, толкнул его мизинцем под грудь, конь так и вгруз по колена в землю.
– Ну, этот для среднего брата будет. Давайте еще мне на выбор.
А тут и коней больше нету, остался только такой, что воду возит. Привели и того. Взял его мизинцем под грудь, тряхнул в землю не вгруз.
– Ну, – говорит, – пускай этот конь три росы обобьет, облиняет, тогда и поедем.
Вот и выехали все три брата. Едут и едут, глядь – стоит хлев.
Смотрят, а там три змеевны прикованы. Подъезжает Ясат, спрашивает:
– Вы чего тут прикованы?
Одна отвечает:
– Я прикована тут потому, что как только подойдет время к полуночи, прилетает ко мне Змей трехглавый.
Вторая говорит:
– А ко мне в самую полночь прилетает Змей шестиглавый..
– А ко мне, – говорит третья, – только за полночь перевалит, двенадцатиглавый Змей прилетает.
Расспросили они и поехали.
Подъезжают, видят, стоит двор: и покои, и конюшня – все в нем стеклянное. Старшие братья и говорят:
– Тут место ненадежное, сюда заезжать не будем.
А Ясат стал уговаривать, ну и заехали. Братья улеглись спать возле коней, а попович Ясат говорит:
– Мне что-то неможется, лягу я посреди двора, может, на ветру полегчает.
Братья уснули, а он пошел под мосток. Еще не подошло время к полуночи, вдруг гудит земля, едет на коне трехглавый Змей: конь спотыкается, воет борзая, сокол об землю бьется.
– Стой, конь, не спотыкайся, а ты, борзая, не вой, сокол, об землю не бейся, тут нет никого, кто бы с нами потешился; есть за тридесять земель попович Ясат, тот бы с нами сразился, но сюда и ворон костей его не занесет.
Вот вылезает тогда попович Ясат из-под мостка, берет меч, кладет ему на плечо.
– Нет, – говорит, – Змей, идем биться вон на ту гору!
– Дохни, – говорит Змей, – на ту гору, чтоб стала она каменной.
– Дохни ты, проклятый, раз ты такую силу имеешь, – отвечает Ясат.
Как дохнул проклятый, так и стала гора вмиг каменной. Вот бились-бились, а потом Ясат убил Змея, спалил, пепел по ветру развеял, чтоб и в пепле не притаился, нечистая сила. Коня в стойло отвел, а сам опять под мостком уселся.
Вот в самую полночь гудит земля – едет на коне, еще лучшем, теперь Змей шестиглавый: конь спотыкается, воет борзая, сокол об землю бьется.
– Стой, конь, не спотыкайся, а ты, борзая, не вой, сокол, об землю не бейся – тут нет никого, кто бы с нами потешился. Есть за тридесять земель попович Ясат, тот бы с нами сразился, да сюда и ворон костей его не занесет.
Вылазит Ясат из-под мостка, кладет ему меч на плечо.
– Идем на ту гору биться.
Пошли. А Змей говорит:
– Дохни на ту гору, чтоб стала железной.
– Дохни ты, проклятый, коль силу такую имеешь.
Дохнул проклятый, – стала гора железной. И как начали биться, и этого попович Ясат убил, спалил, по ветру развеял, чтоб и в пепле не притаилась нечистая сила. Коня забрал и к братьям привел – еще покрасивей того.
Взял, подвесил к потолку посох. Поставил под ним тарелку и говорит братьям:
– Как начнет кровь с посоха капать, бегите скорей на ту гору ко мне на подмогу.
Сказал это, а сам пошел под мосток. Только полночь минула, вдруг гудит земля – едет на таком прекрасном коне Змей двенадцатиглавый: конь спотыкается, воет борзая, сокол об землю бьется.
– Стой, конь, не спотыкайся, а ты, борзая, не вой, сокол, об землю не бейся: тут нет никого, кто бы с нами позабавился. Есть за тридесять земель попович Яоат, тот бы с нами сразился, да и то навряд ли – сюда и ворон костей его не занесет.
Вдруг вылезает из-под мостка попович Ясат, кладет Змею на плечо меч:
– Идем биться!
– Идем, только на ту вон гору.
Пришли, а Змей говорит:
– Дохни на ту гору, чтобы стала масляной.
– Дохни ты, проклятый, раз силу такую имеешь.
Дохнул проклятый, – стала гора масляной. Начали они биться: бьются и бьются, а потом, как ударит попович Ясат Змея, тот и загруз в масле по самые колена. Как ударит Змей Ясата, тот так и загруз в масле по самые плечи.
Стал тогда Ясат просить дать ему три часа передышки. Ждет и ждет Ясат братьев – нету. Вот снял он тогда с ноги красный сапог и как кинул его сразмаху, так прямо и пробил конюшню. Просыпаются братья, видят – не только кровь с посоха капает, а и тарелка вся уж в крови плавает.
А на Ясата тем временем мухи и комары наседают.
– Чего это они на меня садятся? – спрашивает Ясат.
– Это кровь твою пьют, – Змей отвечает.
А на проклятого воронье да галки садятся. Спрашивает Змей Ясата:
– Чего это они садятся?
– Это они, – отвечает Ясат, – твое мясо клевать собираются.
Вдруг видят: бегут два человека. И давай тогда биться. Прибежали на подмогу братья, помогли – и Змея убили, спалили, по ветру пепел развеяли, чтоб и в пепле не притаился, нечистая сила. Забрали и этого коня, да такого красивого, что и не рассказать!
Выехали. А Ясат и говорит:
– Позабыл я свой шейный платок.
– Возьми лучше наш, – говорят братья, – назад возвращаться не надо.
– Нет уж, вернусь. Вы потише езжайте, а я вас нагоню.
Вернулся ко двору, глядь, а три змеихи, которые были в хлеву, уже там. Обернулся он красным петушком и уселся у ворот на ограде. Выходят все три змеихи. И вдруг та, к которой ездил трехглавый, говорит:
– Кабы знала я, кто моего убил, обернулась бы я ему на пути студеной, чистой криницей, – он напился бы воды, да и лопнул.
– А я, – молвит та, к которой приезжал шестиглавый, – обернулась бы яблоней с такими яблочками, что если бы он поел их, то лопнул бы.
– А я, – говорит та, к которой ездил двенадцатиглавый, – обернулась бы костром и его бы сожгла.
– А гляньте-ка, какой славный петушок, надо б его поймать.
А Ясат тогда – порх: догоняет братьев.
Едут они и едут. Вдруг перед ними такая славная криница – вода чистая такая. Братья и говорят:
– Давайте-ка напьемся!
А Ясат как начал, как начал их отговаривать, – отговорил все же, не стали они пить.
Едут дальше, видят – стоит у дороги такое славное дерево с яблочками, да такими прекрасными! Братья и говорят:
– А ну, сорви по десятку. Неужто нас за это кто побьет или выбранит?
Стал Ясат их опять отговаривать – не сорвали-таки яблок.
Едут и едут, вдруг видят – откуда ни возьмись костер в степи загорелся, всю дорогу заступил (а это третья змеиха прикинулась). Братья, те прошли, а Ясатов конь ногой за костер зацепился – значит, он виноват! Вот и давай тогда змеиха за ним гнаться. Он не убежит, она не догонит, он не убежит, а она не нагонит. Вдруг видит – стоит кузница, а там кузнец Василь. Ясат в той кузнице и заперся. А дверь толщиною с ладонь, железом кованая.
– Отдай мне, – говорит, – Василю, Ясата!
– Пролижи дверь, я его тебе на язык посажу.
Лизнула змеиха раз, а за вторым разом и дыру уже пролизала.
– Всунь язык, я тебе его отдам!
Тем временем разогрел он клещи, и только она всунула, а он ее язык – клещами! А потом и убили ее.
Отдал тогда Ясат коня царю, а тот за него дочку выдал и полцарства выделил.
И живут они, проживают там и теперь. И я там был, мед, вино пил, по бороде текло, в рот не попало. Вам сказка, а мне бубликов вязка.
Был у попа работник Иван. А попы, известное дело, плохо работников кормили. Хлеб давали всегда черствый, а то и совсем сухой.
Как-то вечером привез один богатей ребенка крестить. А Иван и подглядел, куда служанка спрятала хлеб, привезенный богатеем. Вечером Иван забрал эту хлебину и принес к себе в конуру. И думает Иван: «Что я за дурак, один только хлеб ем! Стой! Схожу-ка я в погреб за сметаной».
А прислуга замешкалась чего-то в хате, вот Иван и спускается в погреб. Сел у сметаны и ест. Наелся и пошел. Но второпях накапал он сметану наземь. Наутро открывает попадья погребицу, видит – кто-то сметану поел.
Жалуется попадья попу:
– Иван у нас начинает шкодить.
Поп призывает Ивана и говорит:
– Иван, что ж это ты начинаешь шкодить?
– Я ни разу, – говорит, – батюшка, не шкодил.
А поп и говорит:
– Что ж, святые там были, что ли?
Иван отвечает на это:
– А почем знать, может, и святые…
На другой день Иван так и сделал. Взял церковный ключ, горшок сметаны и пошел в церковь. Приходит в церковь, открывает и начинает святых в церкви сметаной мазать. Понамазывал всех по одному разу, а Николаю-угоднику – он-то ведь старше всех – и бороду вымазал. Запер церковь и пошел.
Наутро кинулась матушка в погреб, а там и горшка-то нет. Она и докладывает попу:
– Опять Иван ворует, утащил весь горшок.
Призывает поп Ивана:
– Иван, это ты сделал?
Иван говорит:
– Нет!
А поп ему:
Как же нет? Что ж, там святые были?
– Да, видно, святые, – отвечает Иван.
А попу как раз надо было идти к утрене. Сторож уже зазвонил. Входит поп в церковь, глядь – все святые в сметане. Запирает поп церковь, говорит сторожу:
– Не звони, тут дело не в этом. Сейчас не надо!
Прибегает домой, попадье жалуется:
– Дело плохо, святые сметану поели.
Идут поп с попадьей и Иваном в церковь. Говорит попадья:
– Стой, Иван, бери кнут!
Берет Иван кнут, подходит к церкви, открывает поп церковь. Вошли в церковь. Попадья и говорит:
– Пори, Иван, всех святых по разу, а Николая-угодника бей трижды. Это он их всех подговорил.
Порет Иван всех святых по разу, а Николаю-угоднику три раза всыпал. Вернулись домой.
На другую ночь Иван пришел, взял от церкви ключи, пошел туда, отпер, поснимал всех святых и на чердак запрятал. Утром просыпается поп – как раз был праздник, – входит в церковь: нет ни одного святого, все из церкви убрались. Прибегает домой, кричит:
– Иван, ты не видал?
– Чего? – спрашивает Иван.
– Да святые убежали.
– Видел, – говорит Иван. – Они зашли во двор, шумели-шумели, хотели было вас повидать, да вы спите, и не стали будить; обиделись и ушли.
Поп мигом из церкви на улицу, глядь – идет женщина за водой.
– Слушай, ты не видала?
– Видела, вон они на горку пошли, – отвечает женщина.
А на горку шли мужики землю делить, а женщина не знала, про кого поп спрашивает.
Вскакивает поп во двор и кричит:
– Иван, садись скорей на лошадь, догоняй святых, дам, что захотят, лишь бы только вернулись!
Садится Иван на лошадь и едет за бугор. Заехал Иван за бугор, видит – а там собрались мужики землю делить. Посидел Иван с ними, перекурил. Едет назад.
– Ну, что? – спрашивает поп.
– Да они, батюшка, обижаются. Сказали так: «Не вернемся, пока нам поп не заплатит за каждого три рубля, а за Николая-угодника шесть, да еще четверть горилки и миску вареников со сметаной». Сказали, что придут только к ночи, чтоб никто не видел, а то совестно будет.
Поп говорит:
Ладно! Погоняй живей да скажи, что все сделаю, пускай только возвращаются.
Поехал Иван за бугор, поговорил с мужиками, воротился назад и говорит:
– Сказали, вернемся только к ночи. Пусть готовит горилку и закуску во дворе.
Поп все наготовил. Приготовил и деньги, дожидается. А попадья, кроме того, и миску вареников поставила. Ждут, полночь уже, а святых-то все нету и нету. Поп и говорит:
– Иван, я пойду посплю, а ты, как придут, разбуди меня!
Поп и захрапел. Иван со сторожем повечеряли сметаной, достали святых с чердака, обмыли, поразвешивали их опять в церкви, а сами улеглись отдыхать.
Просыпается поп, спохватился:
– Что такое, что Иван меня не будит?
Видит поп, что Иван спит, а сметана вся съедена. Будит Ивана.
– Иван, Иван, подымайся!
Иван просыпается. А поп спрашивает:
– Где же святые?
– Э, да они уж тут были, попили-поели и меня угостили, да и в церковь пошли.
Поп:
– А чего ты меня не разбудил?
– Да я хотел было будить, а Николай-угодник и говорит: «Не буди батюшку, они так крепко уснули, будут еще обижаться!»
Обсудить]]>