Жил себе Данило Несчастный. Уж где он ни бывал, где ни служил – все, что ни заработает, так прахом и пойдет – ничего у него нету. Вот и нанялся он к хозяину.
– Посейте мне десятину пшеницы, а я вам за это год прослужу.
Стал он служить, начала у него пшеница всходить, стала хозяйская в стрелку идти, а у него уже колосится, хозяйская колосится, а у него уже и поспела.
– Ну, – говорит, – завтра пойду и скошу, вот это мне и будет.
Вдруг набежала в ночи туча, как ударил град, – побило пшеницу. Идет он и плачет.
– Пойду, – говорит, – наймусь в другом месте, может, бог и накормит.
Приходит к другому хозяину:
– Возьмите меня, – говорит, – на год, я у вас послужу хотя бы за того вон плохонького жеребенка.
Стал он служить, стал жеребенок подрастать, и такая из него путная коняка вышла! Вот, думает, дослужу да и поеду. И вдруг прибежали ночью волки и разорвали ее. Плачет он:
– Пойду еще наймусь где-нибудь.
Приходит еще к мужику, а лежал у того мужика на пригорке камень, кто его знает откуда он и взялся, может, никто сроду его и не двигал.
– Наймусь я, – говорит, – к вам за этот вот камень.
Стал он служить, стал тот камень меняться, стали на нем разные цвета появляться, стала одна сторона красная, другая – серебряная, третья – золотая.
– Ну, – говорит, – камень-то уж никуда не денется.
Вот выходит ему завтра срок, но пришел кто-то и стащил камень к чертям!
Плачет он слезно, жалуется, что столько-де прослужил, а ничего ему бог не дает.
– Что ж, – говорят, – если ты такой несчастный, ступай к царю.
Послушался он, пошел к царю. Царь и определил его в дворню.
– Работай, – говорит, – что заставят, а я погляжу, какой ты несчастный.
Видит царь, что ни сделает Данило, то лучше его никто не управится, и говорит ему:
– Что ж ты говоришь, что ты несчастный, а ты что ни сделаешь, то лучше никто не управится. Хочу я тебя наградить.
Взял и насыпал три бочки: в одну золота, в другую – углей, а в третью – песку, и говорит:
– Если угадаешь, где золото, – то быть тебе царем, а где уголь – то кузнецом будешь, а где песок, то и впрямь ты несчастный: дам я тебе коня и оружие и уезжай ты из моего царства прочь.
Вот ходил он, ходил, щупал, щупал…
– Вот, – говорит, – золото!
Разбили, а оно – песок.
– Ну, – говорит царь, – и вправду ты несчастный. Уезжай из моего царства, мне таких не надо.
Дал ему оружие – пику, все доспехи казацкие. Он и поехал. Едет он день, едет второй, – нечего поесть ни ему, ни коню. Едет третий день, видит – стог сена стоит.
– Это, – говорит, – хотя и не мне, а коню будет.
Стал к стогу подъезжать, а он и загорелся. Плачет Данило, и вдруг слышит, кто-то оттуда кричит:
– Спаси меня, а то сгорю!..
– Как же я тебя, – говорит, – спасу, ежели я и подступиться не могу!
– А ты, – говорит, – протяни свою пику, я ухвачусь, а ты и вытащишь.
Подал он туда пику и вытащил такую большущую гадюку. «Вот так-так!» – думает. А она ему и говорит:
– Коль ты меня вытащил, то и домой доставь.
– Как же я тебя доставлю?
– Положи, – говорит, – меня на коня, и куда я буду голову клонить, туда и езжай.
Вот клонит она голову, а он и поворачивает. Ехали-ехали и к такому дворцу подъехали, что любо поглядеть! Слезла она и говорит:
– Обожди тут, а я к тебе скоро выйду, – сказала и полезла под ворота.
Стоял он, стоял, ждал-ждал да и заплакал, а тут и она выходит такой наряженной да красивою, открывает ворота:
– Веди, – говорит, – коня, да закусишь и отдохнешь.
Пошли во двор, а посреди двора две кринички. Зачерпнула она из первой стаканчик воды, поставила, кинула жменю овса.
– Ставь, – говорит, – коня.
«Что оно, – думает, – такое, три дня мы не ели, не пили, а она, словно насмех, жменю овса дала».
Вошли в горницу, а она ему кусочек булочки и стаканчик воды поставила.
«Что ж мне тут есть». Глянул в окно – овес и вода целы, а конь уже наедается. Откусил он кусок булочки, хлебнул воды – уже наедается, а все цело.
– Что, – спрашивает, – наелся?
– Спасибо, уже.
– Ну, так ложись отдыхать.
Подымается он на другой день, а она ему говорит:
– Оставь мне свое оружие, коня и одежду, а я тебе дам свою. Дает ему рубашку и оружие.
– Это, – говорит, – такое оружие, что сколько бы войска ни было, а как махнешь, то какого не достанешь, тот только в живых и останется; а рубашка такая, что как наденешь ее, никто тебя не одолеет; и езжай ты к такому-то трактиру, там тебе объявят, что ихний царь богатыря вызывает, и как поедешь ты к нему, там и женишься, но не сказывай жене до семи лет правды.
Вот попрощались, он и поехал. Подъезжает к трактиру. Его расспрашивают, кто да откуда. Как узнали, что из чужой земли, и говорят ему:
– Напали на нашего царя чужеземцы, не может царь сам отбиться и выкликает богатыря, чтобы царство его защитил, царевну в жены бы взял, а его кормил бы до самой смерти.
Показали ему, куда ехать, он и поехал. Явился к царю:
– Так и так, – говорит, – я могу чужеземцев отбить, дайте мне только двух казаков, если что случится, чтоб известили.
Выехал он с казаками в степь.
– Ложитесь, – говорит, – и спите, а я постерегу.
Только те уснули, бегут чужеземцы.
– Сворачивай! – кричат.
– Нет, – говорит, – сворачивайте вы!
И как начали чужеземцы пулями метать, как начали метать, начисто казаков покрыли. А он как махнет, то только те, кого своим оружием не достал, в живых остались. Отбил, и уж все так радуются; справили свадьбу, сел он на царство и живут себе.
А те чужеземцы и давай к царевне подкапываться:
– Что ж это ты пошла за такого, что никто и не знает, откуда он, а мы как никак, а цари, ты доведайся, чем он орудует, вот мы его и истребим, а тебя заберем.
Она и давай его допытывать.
– Что ж, – говорит, – вся моя сила вот в этих перчатках.
Она их с него сонного и сняла, отдала им. Вот выезжает он на охоту, встретили они его ;и давай теми перчатками размахивать, а он как махнул своим оружием – одних побил, а других привел и в темницу посадил. Она опять к нему:
– Да в чем же сила-то ваша?
– Сила моя, – говорит, – вот в этих сапогах.
Она и сапоги с него сняла, выпустила царей из темницы, отдала им сапоги. Выехали они против него, а он опять-таки одних побил, а других захватил и в темницу посадил.
А в третий раз и признался:
– Сила моя, – говорит, – в этом оружии, и рубашка на мне такая, что меня ничто не одолеет.
Давай она его уговаривать.
– Вы бы, – говорит, – в баню сходили да помылись, мой батюшка всегда так делал.
Он и пошел. Только разделся, а она и подменила его оружие и рубашку, да и отдала тем. Выходит он из бани, тут его схватили, посекли, порубили, сложили в мешок, положили на коня и – пустили. Вот конь ходил-ходил, блуждал-блуждал, да и вспомнил старые места, где жил, и добрался к своему дворищу. А там его благодетельница увидела его и говорит:
– Ох! – говорит, – видно что-то с Данилой случилось.
Тотчас взяла его, перебрала, перечистила, сложила, зачерпнула из одного колодца воды целящей, а из другого живящей, покропила, он и ожил.
– Ну что, – говорит, – я ж тебе говорила, не сказывай до семи лет жене правды, – не послушался!
А он уж стоит, молчит:
– Ну, – говорит, – передохни, я тебе еще что-то другое дам. На другой день дает она ему цепочку и приказывает:
– Смотри, езжай к тому самому трактиру, где был первый раз, и как станешь утром умываться, проси хозяина, чтоб бил он тебя этой цепочкой вдоль спины посильней, и только ты водою плеснешь, то опять у жены окажешься, но теперь уж ничего ей не рассказывай.
Вот поехал он к тому самому трактирщику, переночевал, и как стал умываться, просит:
– Как плесну я, хозяин, в первый раз водой, то бей меня этой цепочкой вдоль спины изо всех сил.
Плеснул он воды, а тот как ударит его по спине, и обернулся он вдруг конем, да таким конем, что и поглядеть любо. Хозяин так рад, так рад. – «Вот, думает, одного коня привел, а другим сам сделался». И сразу ж на ярмарку, стал их продавать, а царь и увидел:
– Продай, – говорит, – что тебе заплатить?
– Да давайте пять тысяч.
Царь достал деньги, взял и отдал.
Приходит во дворец, похваляется:
– Поди, душенька, погляди, какую я лошадь купил!
Пошла она, да как глянула:
– Эх, – говорит, – это моя погибель! Надо ее зарезать.
– Что ты, душенька, разве можно!
– Нет, зарежь да зарежь!
Стали готовить ножи, топоры. Вдруг прибежала девочка, обнимает его и говорит:
– Конь мой милый, конь мой хороший, какой ты прекрасный, а будут резать тебя!
А он ей в ответ ржет:
– Ты, – говорит, – следи, как только первая капля крови упадет, ты возьми ту каплю и закопай в саду.
Зарезали его, и сделала девочка так, как он ей наказывал, отнесла в сад и закопала.
И выросла из той крови такая красивая вишня. Один лист серебряный, другой – золотой, третий еще какой-то, все разные.
Вышел раз царь в сад, заметил ту вишню, любуется ею да и хвалится царице:
– Погляди, какая у нас в саду вишня красивая, неведомо когда и выросла.
Та как глянула:
– Эх, – говорит, – это моя погибель, надо ее срубить!
– Что ты, как можно, самая лучшая в саду краса да срубить?
А та все: «Сруби да сруби!»
Стали готовиться, а девочка прибежала и говорит:
– Вишенка моя, вишенка, какая ж ты красивая, от коня родилась, а будут тебя рубить.
– А ты, – говорит, – смотри: только первая щепочка упадет, ты возьми ее да пусти на воду.
Срубили вишню. И сделала девочка все, как он говорил, – пустила щепочку на воду, и такой из нее селезень сделался, что и поглядеть любо. Вот пошел царь на охоту, как увидел его, а он так сам в руки и идет. Царь одежду с себя, бросился в воду и поплыл за ним: тот уплывает и манит. Манил, манил, а как от берега отвел, как схватится тогда, упал на берегу, обернулся человеком, надел свою одежду, а то Данилова одежда была.
– А плыви, – говорит, – сюда.
Приплыл тот, он убил его и пошел потом во дворец.
– А где тут такая-то девушка?
Ему показали.
– Ну, – говорит, – ты меня во второй раз на свет родила!
И стал с нею жить, а свою жену к хвосту коня привязал и по полю разметал.
== Читати українською мовою ==