Однажды шла женщина с ребенком на базар, скажем, так вот, как в Житомир из Левкова ходят, и несла в корзинке дитя. Идет с базара, видит – прыгает перед ней красивая птичка. Поставила она корзину с ребенком, а сама за птичкой побежала, хотела ее поймать, чтобы дитя позабавить. Отбежала от корзины гона три.
А птичка взлетела на дерево и говорит:
– Оглянись, женщина, где твое дитятко?
Та оглянулась, видит – нет дитяти, вернулась его искать. Искала-искала – не нашла. Потом заплакала и говорит;
– Бог дал, бог и взял! – да и пошла домой.
А жил в лесу дед-волшебник, который все знал, что на свете делается. Поглядел он в свои волшебные книги и узнал, что сидит на такой-то дороге дитя в корзинке. Он пошел, взял его, нанял ему мамку, вырастил его и назвал его – Иван Найда.
Как исполнилось мальчику пятнадцать лет, стал он на охоту проситься; вышел, видит – большое болото, начал осматриваться – нет ли где какой дичи, а тут – летят три уточки. Он собрался их бить, глядь – спустились они вниз, сбросили с себя крылышки и обернулись девушками. Старшие красивые, а младшею нельзя и налюбоваться! Только он заметил, что они в воду полезли, схватил платье – и айда домой!
Вылезли они из воды, начали одеваться, а одна видит – нету ее платья и говорит:
– Это Найда украл, я уж знаю!
И кинулась за ним в погоню! Догнала, подошла; просила-просила – никак не отдает.
Рассердилась она на него, рванула свое белье и как ударит его по лицу. А он явором стал, да таким высоким, кудрявым, широким. А дед ждал-ждал – нету его. Посмотрел в свои книги:
– Э-э, вот оно где Найда! – Топор на плечи и пошел к нему. (Он уже знал, чтот тот явором сделался, и узнал, в каком он месте стоит.)
– Э-эх, – говорит, – и явор-то ты красивый. А ежели срубить, выйдет хорошая основа на хату. – Потом говорит: – А не ты ли это, сынок?
И стал перед ним Найда, как и был прежде.
– Я, – говорит, – тато!
– Вишь, – говорит, – я ж тебе, сынок, говорил: не трогай никого. – И привел его домой.
На другой день снова просится Найда на охоту, а дед не пускает:
– Да куда ты пойдешь, еще кого-нибудь заденешь!
– Нет, тато, пойду, без нее не могу жить, сильно мне она понравилась.
– Ну, сынок, раз ты так хочешь, то ступай, – и отпустил его. Как подойдешь ты к озеру, сядь там под самый маленький ракитовый кустик; они прилетят, будут тебя искать. А когда они разденутся и будут в воду входить, ты хватай платье и беги во весь дух! Ежели она тебя по дороге нагонит, то пропал ты тогда; а если добежишь хотя бы до порога, то я поймаю вас обоих, когда она на тебя накинется, я буду за хатой дрова рубить.
Сел Найда под ракитовым кустом, они прилетели, искали его – не нашли. Сбросили платья, полезли в воду. А он хвать за платье, за крылышки – и бегом!..
Купались они, купались, глядь – тех платья есть, а той нету. Она и говорит:
– Это опять Найда украл! – И опять за ним в погоню. Вот догоняет она его – ему уже и недалече до своей хаты – и просит его. Он сильно разогнался и упал как раз на пороге – она на него и накинулась. А дед вышел из-за дому, поймал их и поднял обоих.
– Ну, теперь, – говорит, – будешь его женою, а он тебе мужем!
Обвенчались они, справили свадьбу и живут у деда.
Спустя несколько лет дед и говорит:
– Ну, Иван Найда, езжай теперь к своей матери.
– Куда ж мне ехать – я не знаю, где я родился, где ж мне ее искать?
Дал им дед пару коней, запряг в коляску и говорит:
– Помни: как минуешь две деревни и будешь въезжать в третью, то скажи первой женщине, которую встретишь: «Здравствуй, мама!» А она тебя спросит: «Какая ж я тебе мать?» А ты скажи ей: «А ты разве не помнишь, как на базар ходила да на дороге в корзине меня бросила и потеряла?» Она вспомнит тебя, но не узнает. И будет жена с тобой до той поры, пока кто-нибудь у нее крыльев не украдет, а ты их прицепи у себя под мышкой.
Поехали они с женою. Въезжают в третью деревню, и вправду идет навстречу им женщина – за водой вышла. Он ей и говорит:
– Здравствуй, мама!
Та стала и глаза вытаращила:
– Какая я тебе мать?
Тот и рассказал. Вернулась она с ними, больно уж обрадовалась. А потом, как, бывало, уйдет сын куда, мать на невестку все смотрит, глаз с нее не сводит. Очень уж была она красивая.
Выехал раз Найда на охоту, а невестка и говорит:
– Чего вы, мама, все на меня смотрите?
– Да я, – говорит, – никак на тебя не нагляжусь, такая ты красавица!
А она говорит:
– Ох, мама, как надела бы я на себя крылышки, стала бы еще краше. Они, мои крылышки, у Ивана слева под мышкой.
Вот приехал он с охоты, подходит время к ночи, стали ложиться спать, а мать все норовит, как бы это у него крылья отобрать, – хочет поглядеть, какая она будет с крыльями. Легли спать, а мать подкралась и отцепила у него, сонного, крылья.
Утром встали, а он и не заметил, что крыльев-то нету. Позавтракал и поехал на охоту.
Дала мать крылья невестке, та нацепила их на себя и выпорхнула в окошко! Да и села на гребне крыши.
Мать стоит, смотрит: «Что за наважденье такое? Только дала ей крылья, а она и улетела?!»
Выбежала мать на двор и все смотрит на невестку. А та и говорит:
– Мама, пускай меня Иван нигде не ищет, а пусть, – говорит, – найдет Воловью гору-Шелковую траву… – да и полетела.
Приехал Иван Найда с охоты и к жене, а жены-то и нету!.. Спрашивает у матери, а та говорит:
– Дала я ей крылья, а она у тебя то ли сатана, или что?.. Взяла да и улетела!..
– Эх, – говорит, – не была ты матерью и не будешь!..
А мать говорит:
– Когда твоя жена улетала, то сказала, чтоб ты ее нигде не искал, а искал бы Воловью гору-Шелковую траву, только там ее и найдешь.
Взял он себе хлеба на дорогу и пошел. Идет и идет, видит – лес дремучий, на опушке – хатка; смотрит – в хатке огонек мерцает. Заходит в хатку, а там одна только старушка. Он и говорит:
– Здравствуй, старушка!
– Здравствуй, Найда! Куда, – спрашивает, – идешь?
– Иду искать Воловью гору-Шелковую траву.
А она:
– Эх, и много я по свету полетала, да не знаю, где эта Воловья гора-Шелковая трава. Ступай, – говорит, – там среди лесу живет моя сестра помладше, может, она знает.
И оставляет она его ночевать. Он ночевать не остался, а пошел.
Все идет да идет, видит – в лесу хатка, огонек мерцает. Заходит он, видит – там старуха сидит.
– Здравствуй, старушка!
– Здравствуй, – говорит, – Иван Найда. Куда идешь, Иван Найда?
– Иду искать Воловью гору-Шелковую траву.
– Эх, говорит, – много я по свету полетала, но Воловьей горы-Шелковой травы не знаю, иди-ка ты дальше – там живет наша самая меньшая сестра: уж если она не скажет, то никто тебе не скажет.
Он ночевать не стал и пошел.
А лес такой густой – деревья разрослись и перепутались, ему и не видать: день ли теперь или ночь. Ничего не видно!
Лезет рак и говорит:
– Здравствуй, Иван Найда!
Тот удивляется, что оно такое: где ни покажется что живое, всякое Найду знает?
Рак и говорит ему:
– Не сердись, Иван Найда, я тебя в беде выручу, – и дал ему свисточек.
– Возьми, – говорит, – ежели туго тебе придется, свистни в него.
Идет он дальше, встречает борзую, а та говорит:
– Здравствуй, Иван Найда!
– Здравствуй, борзая!
Дала ему борзая волосинку.
– На тебе, Иван Найда, коли плохо тебе придется, ты ее прижги.
Идет дальше, встречает волка, говорит ему волк:
– Здравствуй, Иван Найда, куда ты идешь?
– Иду искать Воловью гору-Шелковую траву.
– Ну, коль трудно тебе придется, свистни в свисточек, который дал тебе рак, я мигом явлюсь.
Пошел Иван Найда, видит – на опушке хатка виднеется. Заходит он в хатку, поздоровался со старушкою.
– Ну, Иван Найда, коль попасешь мне, – говорит, – три ночи трех кобылиц, дам я тебе такого коня, который вынесет тебя на ту гору, а не попасешь, я тебе голову отрублю. Вон висят у меня тридцать четыре головы тех, которые брались пасти, да не выпасли, а твоя тридцать пятая будет.
Испекла она ему пирожочек, снаряжает его на пастбище, а кошечка все ходит за ним, мяукает. Отломил он кусочек пирожка и дал кошечке. Взяла кошечка и говорит ему:
– Э, да это такой пирожок, что ты лучше его закинь, а то как съешь, так на двое суток и заснешь и будешь спать без просыпу.
Отдал он пирожок кошечке.
Кошечка съела и спать улеглась, а Найда погнал кобылиц пастись. Пас он всю ночь, глядел, глядел, а перед рассветом разбежались они, нет возле него ни одной. Вспомнил он про борзую, прижег волосинку – является к нему борзая, спрашивает:
– Зачем звал меня, Иван Найда?
Тот рассказал.
– Ну, смотри, как будешь гнать кобылиц, то лови переднюю, а не поймаешь – пропало твое дело.
Кликнула борзая свору собак, – и как начали всюду искать! Согнали кобылиц. А Найда стоит, переднюю дожидает. Ухватил ее за гриву и едет домой. Приезжает домой, а волшебница начала бить кобылиц за то, что они от него не спрятались.
Погнал он на другую ночь, глядел, глядел – перед рассветом разбежались они, ни одной нету. Как их загнать? Смекнул. Засвистел в свисток. Является волк.
– Чего тебе надо?
Рассказал Найда про свое горе.
Созвал волк всех волков и сказал, чтоб Найда ловил переднюю кобылу. Согнали. Он поймал, едет домой. А волшебница поймала кобылиц да как начала их бить!.. И сказала им, чтоб на третью ночь они разбежались и спрятались в море, обернулись бы рыбами.
Пошел он на третью ночь пасти… Глядел, глядел, а они как кинутся (норовят хоть бы на третью ночь спрятаться, а не то беда будет!). Обернулись они рыбами и бросились в море.
Он видит, что беда, и засвистел в свисточек. Является к нему рак.
– Эх, – говорит, – братец, выручи, а то как не выпасу эту ночь кобылиц, отрубит мне волшебница голову!
Вот рак и полез назад в море. Созвал всех морских чудищ – морских свиней, котов морских – и приказывает:
– Лезьте, где какую рыбу увидите – кусайте ее, выгоняйте!
Кинулись они всюду, раки щиплют, а морские коты хвостами режут!
А Найда над морем стоит; поймал переднюю, сел на нее, едет домой. Она и говорит:
– Гляди, Иван Найда, как будет тебе волшебница давать какую-нибудь из нас, ты не бери, а скажи: «Дайте мне того жеребеночка, что у вас в конюшне, на котором шерсти нету…» И есть у нашей хозяйки под изголовьем сапоги-иноходцы и шапка-невидимка, такая, что тебя никто в ней не увидит.
Приехал. Она видит, что надо обещание выполнить, и говорит:
– Выбирай себе, какую хочешь!
А он:
– Ничего не хочу, дайте мне жеребеночка на конюшне, на котором и шерсти-то нету – такого паршивого.
Долго та не соглашалась, а потом отдала. Вскочил Иван Найда в хату, выхватил у нее из-под подушки сапоги-иноходцы и шапку-невидимку! Не успел Найда и оглянуться, стал конь такой, что кругом засияло.
Спрашивает конь:
– Как же тебя, Иван Найда, нести, повыше дерева или пониже?
– Неси повыше дерева.
Долетают они к Воловьей горе-Шелковой траве, глядь – а на горе дворец такой, что и сказать невозможно!
Слез Найда с коня, пустил его травушки пощипать, а сам пошел во дворец. Смотрит, кругом дворца львы на цепях, один от другого на четверть привязаны и зубами щелкают, никого не подпускают. Тут вспомнил Иван Найда про сапоги-иноходцы и шапку-невидимку и подумал: «Авось проскочу – может, жену увижу, а не проскочу – съедят меня львы».
Надел сапоги и шапку – так проскочил, что и не заметили. Вошел в комнаты, видит – она перед зеркалом причесывается. Он ее и окликнул. Она услыхала его голос, обернулась, а не видит его.
– Эх, – говорит, – отзовись, Иван Найда, больно я по тебе соскучилась.
Он снял шапку. Увидела она его, обняла за шею, поцеловала.
И живут они, поживают и до сей поры хлеба не покупают.